Танцы на цепях  - Рэйв Саверен

Красные метки пульсировали в унисон, а совершенно одинаковые раны на плечах медленно затягивались, подрагивая, точно живые.

Элора чувствовала, что гости скоро очнутся.

Клода поторопилась: хотела получить все и сразу, без подготовки. Потянула за те нити, которые стоило бы оставить напоследок. В игре нужно изводить усталостью, сомнениями, натравливать участников друг на друга, а в конце, когда стены будут сломлены, пустить в ход чувственные желания. Тяжелые горячечные мечты.

Теперь шанс упущен. Придется довольствоваться всем подряд.

– Я же тебя учила, – Элора старалась говорить спокойно, ведь Клода не виновата. Жадность – свойственная ребенку черта, – выброси эти нитки. Нет, не все! Только вот эти три.

Она выбила из рук дочери нити, мерцавшие тошнотворно-бордовым. Даже мимолетное прикосновение вызвало перед глазами картину из прошлого. Того самого, где кровь и пепел смешались на пороге дома, а крики умирающих разрывали воздух, как острый клинок вспарывает шелк.

Стало жарко и душно, будто пламя невидимого костра лизнуло лицо, оставляя на коже липкую испарину. Сердце ухнуло в груди, тяжело ударилось о ребра и зачастило, словно испуганная птица. Красному комку плоти стало тесно в белоснежной клетке.

Не моя вина. Это была не моя вина.

Клода здесь, рядом. Она вернулась, чтобы никогда больше не покинуть Элору, и это все, о чем стоит помнить. Прошлое пусть остается в прошлом!

Она с таким отвращением отпихнула в сторону бордовые нити, словно те были ядовитой змеей. Сжав в ладонях дрожащие руки дочери, Элора чуть наклонилась вперед.

– Держи крепче. Когда они проснутся, то тебе придется взять все, что можно.

– Скукотища, – недовольно заворчала Клода, но не смела спорить – торопливость могла стоить жизни. Только она натянула нитки, как к рукам побежали разноцветные всполохи. Отголоски чувств, обрывки снов, тайные желания. Стоило забрать все до последней крошки, пока за гостями не явились прислужники Первородной.

Ах, как жаль, что нельзя сохранить тела! Можно было бы вложить в опустошенную оболочку любые мысли, заставлять исполнять даже самые унизительные прихоти.

Превратить гордого мужчину в раба, а девку – в служанку. Было бы забавно играть с ними. Подбрасывать мысли, которые они бы приняли за свои собственные. Мама, конечно, не одобряла подобных развлечений, но…

Лицо Клоды побледнело и исказилось в презрительной гримасе. Дернув чуть сильнее, чем следовало, она сдавленно охнула и почувствовала, как рука мамы до боли сжимает плечо.

Иномирец вздрогнул и приоткрыл глаза.

***

Отблески свечей на тысяче зеркал. Или их были десятки тысяч? Невозможно рассмотреть. Потолок терялся в темной пелене, а вокруг только бесконечные отражения, изломанные тусклым свечным светом. Если глянуть вниз, то голова пойдет кругом, ведь под ногами лишь видимость опоры. Можно было рассмотреть, как вниз уходят отвесные каменные стены колоссального колодца, а все, что отделяет от падения – тонкий слой золотистого стекла.

В плече пульсировала тупая боль.

Рука дернулась к ране, но нащупала только болезненный рубец. Пожизненное напоминание. Впрочем, под черными лентами шрамов столько, что еще один никак не помешает. Просто затеряется.

Неужели получилось? Выбрались!

Мысли путались, но внутренний голос не преминул отметить, что они всего лишь угодили в очередную ловушку.

На мгновение прикрыв глаза, Ш’янт глубоко вдохнул. От собственной слабости стало тошно, стыдно и горько. Пока он был увлечен собой и своими чувствами, девчонка думала о том, как сбежать, а ведь это ему следовало планы составлять, а не взваливать проблемы на хрупкие плечи.

Идиот.

– Ш’янт? – тихо позвала Безымянная, – можешь меня отпустить?

Пальцы разжались, позволив ей отползти в сторону и подняться на ноги. Сам он встал рывком, держась так, чтобы мелкая была на расстоянии вытянутой руки. Зеркала не внушали доверия. И слабость никуда не делась, только навалилась сильнее.

Хозяйка дворца торопливо отбирала все, что могла – крупицу за крупицей.

– Заканчивай, Элора! – крик раздался рядом, у стены, где совершенно точно никого не было секунду назад, – Первородная устала ждать!

– Договоренность, – ответ прозвучал с другой стороны, из-за зеркальной стены, – мы обещали вам опустошенные тела. У них еще многое можно забрать.

– Будешь сопротивляться, и Первородная пересмотрит вашу договоренность, – из размытых теней выступил высокий мужчина в белых одеждах. Он весь будто был скроен из ослепительной белизны. Даже лицо напоминало фарфоровую маску, а светлые глаза безразлично мазнули холодным взглядом по лицу Безымянной, – эти двое едва стоят на ногах. Не пытайся хитрить!

Безымянная подхватила клинок и прижалась спиной к спине Ш’янта. По лицу пробежала болезненная судорога, когда рядом с незнакомцем встала Клаудия.

Она состарилась на десяток лет: глаза поблекли, а щеки ввалились, будто кто-то морил женщину голодом, но в глубине зрачков вспыхивали и гасли алые искры фанатичного огня. Тонкие губы растянулись в презрительной усмешке, стоило ей столкнуться взглядом с Безымянной, красный влажный язык прошелся по зубам.

– Ш’янт, я ног не чувствую.

– Мы выберемся, – ответил он и чуть сдвинулся в сторону, заслоняя мелкую от Клаудии и ее спутника.

– Мы можем подождать…минут десять, – белолицый мужчина пожал плечами, – даже пока мы говорим, ваши силы утекают к хозяйкам Дворца. Скоро поднять собственную руку станет непосильной задачей. Тебе уже тяжело стоять, иномирец. Я вижу, – он кивнул Клаудии, – забери девку.

– Да ты храбрец, – оскалился Ш’янт и хотел преградить дорогу, но не смог сделать ни шагу. Невидимое пламя разрасталось внутри, жгло легкие. Каждый вдох давался с трудом.

Моргнув, иномирец увидел нити, оплетающие их со всех сторон. Они тянулись из каждого зеркала. Тысячи и тысячи болезненных игл, врезавшихся не просто в кожу, а проникавших глубже, до сердцевины, где сама душа билась в агонии.

Рывок, и в груди лопнула натянутая струна. Ноги подогнулись – Ш’янт оказался на коленях, хватая ртом воздух. Кровь стучала в висках, как крохотные стальные молоточки, от мыслей остались лишь жалкие лохмотья – воедино не собрать.

На мгновение ему показалось, что сознание окончательно померкло. Перед глазами была лишь черная непроницаемая пелена, разрезанная кинжалами бледного света. Белым проступили линии узкого коридора. Знакомого и ненавистного. Мир напоминал то, что Ш’янт видел, проваливаясь в тень, но ведь он был не в тени.

Или все-таки…?

Пятна на полу, которые вначале можно было принять за пятна света, имели слишком уж рваные края.

Кровь? Невозможно определить. В воздухе не было запахов.